| ■ Родственники:
- отец: Оливер Ченс, 68 лет, содержится в доме престарелых;
- дед: Джейкоб Селлинджер, 75 л.
- Сеймур и Джилл Уоллес, приемные родители;
- Хайди (16 у.о.), Терренс (34 у.о.), Поли (25 у.о.) Уоллесы - сестры и брат в семье приемных родителей;
Описание жизни, как правило, начинается с детства, верно? Но я бы начал свое жизнеописание немного иначе. Вероятно, потому что детства у меня почти не было - мне пришлось рано повзрослеть, и отыгрывался я за все потерянные годы уже в том возрасте, когда по всем канонам это несолидно.
Но, впрочем, начну все же в хронологическом порядке.
Моя мать была юной "лолитой", совращенной солидным мужчиной с именем, деньгами и положением. Нет, это не трагическая история, да и совращением, вобщем-то, там и не пахло, потому что желание, насколько мне стало известно тогда, когда такая информация уже не могла бы травмировать мою психику, было обоюдным. Отец любил мою мать, хотя это и казалось странным и ненормальным всем без исключения. Он - тридцатипятилетний бизнес-мен, серьезный человек, добившийся в жизни всего сам, зрелый, образованный. Она - дочь его делового партнера, пятнадцатилетняя избалованная соплячка. Но кто бы что там ни говорил, а он любил её, она - его. А иначе они не стали бы так рьяно отстаивать право на жизнь своего ребенка - то есть, меня.
Это стоило моему отцу многого - посудите сами, шутка ли - беременная малолетка, у которой за спиной папочка с целой адвокатской конторой? Но, к счастью, хотя мой дед и разгневался не на шутку и сделал все для того, чтобы превратить жизнь моего отца в ад, он так и не сумел засадить отца по статье "растление малолетних", хотя срок ему все же впаяли, пусть и обходными путями.
Но об этом всем я узнал гораздо, гораздо позже.
Появился на свет я без шума и огласки, надо думать - уж дед-то точно не допустил бы того, чтобы кто-то узнал о таком скандале. Было бы логично, чтобы меня отдали в какой-нибудь приют - так обычно избавляются от нежелательных последствий бурных романов, если они уже посмели появиться на свет, но мои родственнички поступили иначе - они не оставили мне шанса на благополучие (ведь бывает так, что детей усыновляют вполне приличные люди), они не дали мне возможности тогда выяснить, кто моя родня (а любой приютский ребенок рано или поздно задается этим вопросом и возможно кидается на поиски) - думаю, этим они хотели обезопасить себя и отсечь всякие возможности быть обнаруженным для нежелательного потомка великой династии адвокатов Селлинджеров. Меня отдали в семью фермеров черт-знает-куда, в богом забытое место, где я не слишком благополучно дожил до пятнадцатилетнего возраста.
Как мне там жилось? Да хреново, вобщем-то, жилось. Мне кажется, я всегда ощущал себя не на своем месте и где-то на уровне подсознания знал, что вылупился решительно не в той среде. Меня не пугал физический труд, к которому здесь было принято приучать подрастающее поколение с пеленок, я был достаточно вынослив, хотя и тщедушен до безобразия, но что-то в этой гребной жизни шло не так. Как все дети, любил мультфильмы, но..впрочем, наверное, все же не как все дети, а гораздо больше, потому что ради очередной серии я мог пожертвовать лишним часом сна, чтобы закончить свои обязанности быстрее.
Никаких особенных перспектив в своей жизни не видел - так, по мелочам грезил огнями больших городов, представлял себе, как рисую мультфильмы в крупнейших мультипликационных компаниях, по ночам изредка выдумывал своих персонажей и их истории, а с утра возвращался к своей обычной жизни, которая не блистала разнообразием.
В пятнадцать моя жизнь претерпела довольно крутые изменения. Появился незнакомый мужчина, который назвался моим отцом, поведал мне какую-то трогательную историю, подозрительно смахивавшую на один из тех бразильских мыльных опер, которые любила смотреть моя мать в то время, как мы, дети, работали (кроме меня в семье было еще трое, видимо, тоже приемных детей). Уж не знаю, каким образом ему удалось договориться с моей семьей, чем он им угрожал, или что наобещал, - меня в такие дела не посвящали, как и в то, насколько официален был процесс передачи опекунских прав, но факт остается фактом - Оскар Ченс забрал меня с собою. Справедливости ради стоит отметить, что не без моего согласия - для начала он побеседовал со мною и уточнил, готов ли я бросить все и уехать с ним, на что я ответил категорическим согласием - посудите сами, каким жалким и ничтожным было это мое "все", которое предстояло бросить. По сравнению с тем головокружительным будущим, которое передо мной обещал открыть мой биологический отец, зачуханная техасская ферма с недалекой родней вообще рядом не стояла, и выбор мой был очевиден. Возможно, если бы я любил своих родителей по-настоящему, или если бы они любили меня хоть на сотую долю так, как это делает любой среднестатистический родитель, я мог бы засомневаться и подумать о какой-то мифической благодарности за потраченное на меня время и ночи, которые недоспала мать. Но это был не мой случай. Я давно понял, что нужен здесь исключительно в роли рабочей силы, поэтому с легкостью отправился следом за практически незнакомым мне человеком.
Даже если бы я не был подростком, живущим иллюзиями и впечатлениями; даже если бы мыслил на тот момент трезво и рационально; даже если бы мне пришло в голову заподозрить Оливера Ченса в каких-нибудь гнусных намерениях вроде продажи меня на органы (а они у меня были вполне здоровы несмотря на мой дрыщеватый вид), я бы все равно бросил этот малонаселенный фермерский отстойник. Любая жизнь лучше, чем такая.
Но вобщем-то все обернулось более чем удачно для меня - на такую удачу, по правде говоря, я и рассчитывать не мог (даром, что имя мне дали соответствующее таким жизненным бонусам). Оливер Ченс действительно был мои отцом, он в конце-концов и рассказал мне, каким образом я оказался выброшенным на обочину жизни, почему он так долго не давал о себе знать, кем была моя мать, и многое-многое другое. Кстати, матери моей на тот момент в живых уже не было - умерла не то от передоза, не то от какой-другой малопривлекательной гадости. Но зажили мы неплохо. Отец, несмотря на то, что в свое время потерял все, был сообразительным малым, проворным и с колоссальным жизненным опытом. Он брался за всякое дело и это всякое, как правило, получалось у него отлично. Он впахивал до седьмого пота; за годы моего последующего взросления он дал мне так много, сколько не дали приемные родители за пятнадцать лет - притом, речь не идет о вещах исключительно материальных. Он научил меня быть мужчиной и в конце-концов из загнанного провинциального дрыща я превратился во вполне себе "прокачанного" молодого человека.
Не могу сказать, что всегда был хорошим сыном - мне слишком не хватало детства, чтобы я вот так просто стал примерным учеником в школе, и с полуоборота включал функцию хозяйственной лапушки. Я бедокурил, шалопайничал, разбрасывал вещи, что до появления в нашем доме горничной подчас превращало дом едва ли не в помойку. Я напивался с обретенными в большом городе друзьями, но никогда не слышал в свой адрес упреков.
Закончив школу, я от всей души посвятил себя работе с отцом - теперь мы уже вдвоем впахивали в его автомастерской, от которой первое время мы не получали почти никакой отдачи. Кроме долгов. Но отец знал толк в деловых вопросах, знал, где следует проявить настойчивость, где гибкость, а где просто сцепив зубы перетерпеть, поэтому очень скоро мы получили вполне прибыльное семейное дело, которое, по словам отца, должно было обеспечить мое будущее.
Я не знаю, с какого момента все начало идти под откос (я, конечно же, сгущаю краски, на самом деле, потому что под откос шло только здоровье Оливера...) - я был слишком занят чрезмерно бурной личной жизнью, частыми "влипаловами" в драки, зализыванием ран и прочими делами, которыми грешит любой среднестатистический самец, у которого дури вагон, а желания ее как-то систематизировать и направить в полезное русло - ниже нуля. Но в один прекрасный момент я просто осознал, что странности Оливера уже давно перешагнули все допустимые пределы случайностей. Ему поставили диагноз - болезнь Альцгеймера, а я не мог себе даже представить, как теперь мне управляться с автомастерской в одиночку, да и желания на то особого у меня не было...
Пока еще Оливер худо-бедно соображал, мы неоднократно обсуждали этот вопрос, решая, как лучше поступить, пока в один прекрасный день он просто не спросил меня: чем бы я вообще хотел заниматься в жизни. Он очень удивился и огорчился, когда я вдруг ни с того ни с сего вспомнил о своей давней детской мечте, в которую уже давно перестал верить. Удивился - потому что никогда не слышал от меня об этом. Огорчился, собственно, по той же причине - Оливер хотел, чтобы я занимался любимым делом. Я хорошо запомнил тот день - это был последний раз, когда отец отчитал меня, как сопляка за то, что я, которого он воспитывал бойцом по жизни, просто оставил свои идеи и мечты где-то там, позади, и дал круговороту жизни засосать меня безвозвратно. Чего же я хотел? Я хотел делать мультфильмы. Да, мне было 25, а я все еще хотел делать мультфильмы. У меня все еще были блокноты с зарисовками и характеристиками персонажей и я с большим интересом наблюдал за тем, как меняется со временем процесс мультипликации, как из двухмерных персонажи становятся трехмерными, более качественными...
Кажется, это было последней здравой мыслью, которую озвучил Оливер - он приказал мне поднять мой засидевшийся зад и узнатЬ, где я могу научиться тому, чему хочу.
И я сделал это. Сначала это были просто курсы, после это была частная Академия. Оливер еще в здравом рассудке пожелал находиться в доме для престарелых и я выполнил его просьбу. Огромное ему спасибо за то, что он дал мне возможность не париться по поводу сыновнего долга, благодарности и прочего.
На сегодняшний день я уже третий год работаю в небольшой анимационной студии, набиваю руку, обрастаю профессиональными связями. И мечтаю в один прекрасный день дорасти до уровня, который позволит мне уверенной походкой прошагать на собеседование в ДримВоркс. | |
не юзаю.
272170025.
что-то еще.