Я вижу твою душу, спрятанную за словами.
Клаус сносен, вполне сносен как в малых, так и в больших дозах. Он легко идет на контакт, у него на любой жизненный случай найдется соответствующая байка и кажется, что застать его в дурном расположении духа практически нереально. Отчасти так оно и есть, потому что, будучи полным экстравертом по натуре, Майбах ежедневно и ежечасно выбрасывает вовне колоссальное количество эмоций, и исключительно всегда - положительных. И лишь в те моменты, когда он внутренне опустошается, возникает необходимость некоторой реабилитации, которую он предпочитает проводить в полном одиночестве.
Вместе с тем, будучи довольно забавным и безобидным человеком, Майбах еще и лгун, каких мало. Знаете, бывает у людей клептомания, а бывает мания врать. Врать напропалую, по поводу и без. Выдумывать факты, которых не было, отпираться от того, что было, мастерски сочиняя на ходу целые бразильские мыльные оперы. Выдумывать себе сотни имен и биографий - о, его фантазии обзавидовался бы даже самый талантливый писатель. Иногда кажется, что он уже и сам точно не знает, где врёт, а где говорит правду.
Майбах очень обидчив, но слишком скрытен в плане эмоций, чтобы открыто заявлять о своих претензиях окружающим. Ко всему прочему, он еще и злопамятен, поэтому обиды может долго и бережно хранить на полочках своей памяти, где всё всегда упорядочено по датам и разложено по мере тяжести. Кажется, это единственное место, где у Майбаха порядок, потому что в остальном он - человек-хаос.
Очень остро реагирует на запахи, придает им немало значения, поэтому, вопреки тому, что в комнате у него неизменный бардак, там никогда не найти грязных носков или одежды нетоварного вида.
Терпелив и вынослив как в физическом, так и в моральном плане, но уж если крышу сорвет, то ни в выражениях, ни в действиях не поскупится, однако отходит очень быстро.
В те часы, когда на него находит вдохновение, становится раздражительным психом, поэтому в такое время его лучше всего оставить в покое.
Считает себя некомандным игроком, несмотря на коммуникабельность и легкость характера, поэтому с трудом уживается в рабочих коллективах, скрепя сердцем принимает какое-либо руководство над собой и отчаянно стремится делать все по-своему и наоборот, если "сверху" указывают делать как-то иначе.
В отношениях...его сложно назвать ветренным, однако и с моногамностью у него не задалось с самого начала. Он может бесконечно долго и серьезно любить, но это не помешает ему флиртовать и цепляться к другим, как и не помешает оказаться в койке с клюнувшей на заигрывания девушкой. При этом Майбах искренне верит, что моральная измена гораздо хуже, чем, собственно и оправдывает свое поведение. Отчасти он прав, потому что, несмотря на беспорядочность подобных связей, он вполне способен держаться одних отношений настолько долго, насколько его выкрутасы будут терпеться второй половиной.
Не всегда последователен в выводах и действиях, непоседлив, и, безусловно, талантлив, что касается музыки. Музыка - единственная константа его жизни, которой он никогда и ни за что не изменил бы.
Любит: джин-тоник, кокосовые орехи, номера дорогих отелей, джакузи, наблюдать за драками, беззлобно пакостить, тупые комедии, запах кофе,запах горящего дерева, ехать в метро или трамвае ночью; забавляться с огнем (именно поэтому у него всегда есть по меньшей мере три зажигалки и парочка коробков спичек),рисовать зубной пастой на зеркалах, бильярд, игру в мафию, фонтаны.
• Привычки:
- Картавит, не выговаривает букву "р".
- когда скучно слушать собеседника - разминает шею, руки;
- может выражать свои эмоции крайне некультурно.
- Давать обидные прозвища всем и вся;
- рифмовать слова.
Вся эта жизнь — беготня меж этажей.
Что за дурацкое имя - Майбах?
Я и сам задавался бы этим вопросом, если бы с самого детства не слышал от матери "утешительное" объяснение этому феномену - "Твой отец очень хотел иметь эту машину, но ни мозгов, ни умений для того, чтобы заработать на нее, у него не было. Но появился ты. И теперь у него есть Майбах".
И если вы думаете, что с первым моим писком отец прослезился от умиления и положил всю свою жизнь на алтарь моего благополучия, то сильно ошибаетесь. Он пил, курил и матерился, как старый матрос и его нисколько не трогало мое присутствие в его жизни, как и присутствие в ней моей матери. Я быстро усёк, что мне придется долго и много впахивать, чтобы хоть как-то встать на ноги, поэтому я с ранних лет начал помогать матери тянуть на себе семейный груз. Помогал ей в работе, по дому и вообще был, пожалуй, идеальным сыном. Если бы еще в школу ходил, цены б мне не было, но там я появлялся более чем редко, заменяя для себя ненужные на мой детский взгляд школьные дисциплины посиделками у двадцатилетнего соседа-растамана. Чудак был чертовым гением, что касается музыки и поэтому меня так к нему тянуло. Он был самоучкой и подучивал меня всему, что знал сам, а схватывал я легко и быстро. Я периодически вытаскивал его побродить по городу и поиграть дуэтом, чтобы настрелять денег на мои детские радости и его недетские пристрастия, и, пожалуй, рядом с ним я взрослел несколько быстрее, чем мне стоило бы.
Когда мне все же доводилось появиться в школе, мне приходилось там довольно сложно - опять же, я уже давно морально перерос всех этих пафосных выскочек, но вот мое тело думало иначе. Я был мелким прыщавым уродцем - слишком забавным и безобидным, чтобы всыпать ему за углом п*здюлей, но явно излишне гонористым и шумным, чтобы терпеть молча мое присутствие среди их братии.
Вобщем, школу я ненавидел. Мне кажется, от канала дискавери и тонны книг, которые оказались единственным наследством, перепавшим моему взрослому приятелю-музыканту, я получил образование гораздо лучшее, чем получили все мои сверстники в школе. Во всяком случае, оно мне хотя бы отчасти пригодилось в жизни.
Мне было 15, когда мать наконец избавилась от отца - видимо, она решила, что я уже достаточно взрослыый и для меня это не будет моральной травмой (как-будто раньше я сильно расстроился бы...). Второй ее брак, вынужден признать, оказался феерически успешным. И нет, я ушел из дома не потому, что чувствовал себя ишним в этой семье и не потому, что ко мне плохо относился мамин новый муж. С этим было все впорядке. Этот чертяка-зубодел оказался на удивление выносливым типом и, когда я присмотрелся к нему поближе, то перестал чрезмерно доставать его своими дежурными выкрутасами, решив, что испытание он прошел и вполне может считаться моим родственником.
Так вот, как я сказал, я ушел из дому. Не сбежал, а именно ушел, добросовестно собрав узелок манаток и предупредив мать, чтобы не слишком переживала на мой счет. Я сколотил бэнд, заставив моего старшего дружка Хью наконец оторвать задницу от пропаленного сигаретами со всех сторон дивана, нашел еще несколько единодумцев и мы принялись колесить по Америке в поиске славы. Впрочем, не могу сказать, что я так уж стремился к признанию. Мне просто нравилось путешествовать, словно бы начинать свою жизнь заново в каждом новом пункте прибытия; мне нравилось играть на гитаре, писать песни и получать отдачу от наших слушателей - отдачу в виде их положительных эмоций.
Пока я колесил по штатам, у меня появилась младшая сестра - не могу сказать, что меня прямо обрадовал или огорчил этот факт, просто потому что мне было фиолетово в крапинку. Жизнь моей семьи шла своим чередом,не более того, я же давно потерял с ними ту эмоциональную связь, которая заставляет названивать холодными осенними вечерами, писать длинные письма под треск каминных поленьев и делать прочие сентиментальные штучки. У меня была своя жизнь, у них своя.
Хотел бы я сказать, что в моей карьере были и взлеты и падения, но это не так. Скорее, мы ровно двигались вперед, не потухая окончательно, но и не загораясь ярче прежнего. Попадали в передряги, ссорились в хлам, сходились-расходились, как любовники, но через время опять собирались в потрепанном трейлере и единогласно решали, тыча пальцем наугад в карту - мы отправляемся сюда!
К слову, я так и не стал прекрасным лебедем, но на природу и генофонд особо не жалуюсь - в конце-концов. мне это решительно не помешало иметь в каждом городе по возлюбленной. Были, кстати, и довольно занятные экземпляры, к которым я подкатывал без особого шанса и надежды на успех... Думаю, один из таких экземпляров все же стоит особого упоминания, потому что она была прекраснее всех, кого я когда-либо знал.
В тот год я надолго осел дома, в Хьюстоне (и когда я говорю дома, я имею ввиду, не квартиру матери, а съемную квартиру нашего бэнда), нам следовало несколько обновить наш репертуар и я отчаянно ждал вдохновения, которое в последнее время гнусно ставило мне рога с кем-то другим.
Она была не просто красива, она была идеальна в моем понимании. И скорее от бессилия, чем от желания ее реально уязвить, я раз за разом задирался с нею, выплескивая все те немногочисленные запасы цинизма, которые во мне водились в гораздо меньших количествах, чем обаяние и чувство юмора. Наверное, я понимал, что ее, именно ЕЁ я никогда не заполучу, вот и бесился, как последний лох-неудачник. Но зато вдохновение у меня с ее появлением пёрло буквально через край. Я фонтанировал новой музыкой, писал, как шальной, как никогда, как в последний раз. Как-будто для неё.
И каково же было мое удивление, когда со временем эта холодная война внезапно обернулась страстным романом! Я окунулся в эти отношения с головой, но, увы, с того момента оказался совершенно потерян для группы, как музыкант и композитор. Я не являлся на репетиции, почти не участвовал в делах группы и совершенно не интересовался нашими планами на будущее. Ребята честно выдержали время, посчитав, что мне попросту нужен отдых, но в конце-концов всему должен был настать предел, и предел их терпению пришел очень скоро.
И мне пришлось выбирать. Это был самый настоящий любовный треугольник.
Я откровенно тосковал по музыке, но у меня совершенно не было сил отказаться от отношений, которые явились некой манной небесной, незаслуженным даром за какие-то неизвестные мне благодеяния в прошлой жизни. В конце-концов, Хью поставил мне ультиматум - или я сам ставлю точку, или он рассказывает Фэллон всю правду обо мне. Ах да, я упустил одну важную деталь... ведь Фэллон действительно меня практически не знала - я по привычке насочинял ей с три короба при знакомстве, как делал этот в каждом новом городе, поэтому Майбах Квинн Клаус по прозвищу Шико, Святой и Санта, музыкант и композитор, бл*дун и лгун, был ей абсолютно незнаком. Вместо него был засранец Доминик - уборщик в морге, дающий частные уроки игры на гитаре.
И я поступил, как последний трус. Просто исчез из ее жизни. Я долго и вдохновенно писал после того. Я придумывал себе тонны оправданий, объясняя свой поступок тем, что наши отношения все равно были обречены, что прошла бы первая страсть и мы бы скатились в типичную рутину отношений, которая в конце-концов, убила бы все то прекрасное, что между нами было. Я пытался убедить себя в том, что так было лучше - не портить ничего, оставив как есть тяжелым, но безусловно светлым воспоминанием прошлого. И верил себе. Да, я уже давно путаюсь в том, что правда, а что ложь, как шизофреники путают сон с реальностью.
С группой я все равно разосрался, когда после очередной пьянки на меня вдруг снизошло понимание того, что мною бессовестно пользуются, но это уже совсем другая история. История, которую я пишу уже который год - лениво, без энтузиазма и не рассчитывая на какой-нибудь фееричный финал. |
пример поста Я оставлял позади себя ступень за ступенью, и на каждом таком этапе своего передвижения, ронял по капле уверенность в происходящем. Когда я все это придумал, в очередной раз бессмысленно пялясь в ее фейсбук, все казалось гораздо проще. Приехать в чужой город, к девушке, которую знал, кажется, всю свою жизнь. Доказать ей, что из задумчиво-загадочных сопляков иногда вырастают вполне себе достойные покорители женских сердец. И... Что дальше - мой план тактично умалчивал, но на том этапе мне не особенно хотелось это знать. Словом, сейчас, на момент исполнения едва ли не кульминационной части задуманного, я ощутил противный холодок тревоги и нерешительности. Неуверенностью в себе и мальчишескими комплексами я не страдаю уже года два-три так точно - спасибо окружающим, что воспитали во мне веру в собственное обаяние и харизму. Но почему-то, стоило мне представить предстоящую встречу, как я мигом возвращался к себе тому, просроченному, трехлетней давности...вышедшему из моды, потерянному в прошлом. Нет, мне стоило взять себя в руки и, дабы доказать самому себе эту решимость, я на секунду остановился на одной из ступеней, покрепче сжал пальцы на лямке огромного рюкзака, привычным практически театральным жестом мотнул головой, скидывая с глаз противно нависшую челку и победоносно улыбнулся. Вера в победу - первый шаг к ней. Поэтому мне уже сейчас стоило привести мысли и настроение в полный порядок, чтобы предстать перед моей первой (и, надо думать, пока единственной) любовью во всей красе и всеоружии.
Последние несколько ступеней дались мне значительно легче (а еще легче дались бы, воспользуйся я лифтом...) - я вдохновился собственными мыслями и буквально перескочил их с ребяческой бравадой и, остановившись у нужной мне двери, даже не посчитав за необходимое дать себе сил отдышаться и приготовиться, просто нажал на кнопку звонка. Хотел было встать в какую-нибудь особенно эффектную позу, чтобы подчеркнуть, насколько я изменился за все то время, пока мы не виделись, но в последний момент, когда под дверью уже отчетливо послышалась возня, решил, что это будет лишним, и что не может быть ничего лучше естественности и живости.
Я замешкался ровно на пол-секунды - на те пол-секунды, когда дверь открывалась, поэтому Мег вряд ли успела бы уловить в моем лице, взгляде и напрягшихся мышцах шеи проскользнувшие трепет и волнение, а когда наконец мы предстали друг перед другом я, готов поспорить, выглядел именно так, как хотел: уверенным, до безобразия спокойным и овеянный дымкой легкого пренебрежения ко всему вокруг. Я позволил себе выдать во взгляде легкий интерес - ведь это естественно, мы так давно не виделись, а затем с хамоватым любопытством демонстративно очертил этим самым взглядом прямую линию от лица подруги детства вниз, вдоль ее тела, и обратно. Так, как смотрят мужчины на женщин. Мне восемнадцать, черт возьми! Теперь я вполне могу себе это позволить!
- Ну привет, - вежливая, ничего не значащая улыбка. Чужая, совершенно незнакомая для Гринвуд - я в этом уверен. - Ты почти не изменилась, - и осталась все той же девушкой, в которой я видел сосредоточие всего самого лучшего, что только может быть в противоположном поле... Легкость характера, отражающаяся даже во взгляде, чувственные черты лица... - обо всем этом вдохновенно попискивал внутренний голос, с которым мы вели заклятую вражду с того самого момента, как я поставил себе табу: больше никогда и ни за что на свете не влюбляться в девушку, которая тобою открыто пренебрегает. Голос не считал это мое решение верным и всякий раз наглядно мне демонстрировал, как я бессилен в этих своих попытках.
Поправляю рюкзак на плече и, воспринимая еще данное тогда Тессе по телефону согласие принять меня за приглашение войти, решительно протискиваюсь в квартирку. И мне доставляет неописуемое удовольствие смотреть на Меган не снизу вверх, не исподлобья, чтобы она не заметила излишний восторг и нежность в глазах, а вот так - на равных, с самую малость самовлюбленной дерзостью, уже не зачарованно и не с детской доверчивостью.
Рюкзак шумно приземляется где-то у моих ног, а я сам припечатываюсь спиной к стене, глубоко выдыхая. Все эти переезды, блуждания по незнакомому городу, да и, в конце-концов, спортивная ходьба по ступеням, знаешь ли, выматывают... Легкий флер усталости - отличное дополнение к тому образу, который мне так отчаянно хотелось продемонстрировать Меган. Смотри на меня, Гринвуд. Смотри, любуйся. Узнаешь нескладного малолетку, втихаря жрущего кошачий корм?
|
